- Как неправильно, что встречаемся мы все вместе, только когда случается что-то плохое, - сказала мама, после того как мы приехали из реанимации.
А я сидела и с тяжелой головой смотрела на них. Как же мы все-таки похожи - все братья-сестры, двоюродные-троюродные, потомки одного прадеда и прабабки. Голубоглазые, светлокожие, темноволосые... Сидели, пили, смотрели старые фоторафии и читали армейские письма Сашки и Сергея. Смех и слёзы. Не сквозь слёзы, а по очереди. И, наверное, я впервые в жизни чувствовала себя не отдельно от них - сторонним, самым поздним ребёнком, с большой разницей в возрасте и еще большей в интересах и жизни - а с ними. Чувствовала, что это - мои братья, мы от одних родителей, пусть и не всегда ладим друг с другом. Это моя родня, мой род.
Прости, пап. Мы так и не собрались все вместе сделать с тобой семейную фотографию. Последнюю. Мне только хочется надеяться, что ты уйдёшь без боли, во сне, как нам обещали. И очень горько, что ты так и не видел, как мы втроём с мамой стояли вокруг тебя, посреди аппаратов и трубок. А врачи и медсестры палаты искоса поглядывали на нас - двое красивых взрослых мужчин, я и мама. И, глядя, как мама целует ему руки, мне вдруг подумалось, как сильно она его любила в молодости. Сильно и самозабвенно, если в 18 лет согласилась выйти за него, а в 19 уже родила первого сына. А еще, пап, сегодня Прощеное Воскресенье. И в голове так и всплыл голос Светланы Валерьевны, рассказывающий нам на уроке обрядов, что души людей, умерших в этот день, отправляются прямо в рай...
Какой же тяжелый впереди месяц...